выживает, то только путем иронической цитаты; однако философия его, конечно, не в возрождении чистого античного языка, а в том, что на этом языке он умел свободно и чудо как элегантно говорить. И, главное, на этой прекрасной архитектурной «латыни» он изловчался даже острить, а не просто схоластически неуклюже пользоваться уже готовым набором фраз. Для искусства это уже полдела.
Книга называется «Палладио. Семь философских путешествий». Почему семь?
Чем занимается серьезное искусствознание? Оно пытается познавать через искусство. А где познание, там и философия. Из всего наследия Палладио я сознательно отобрал только семь его вилл, и не случайно: по общему признанию, именно в них маэстро наиболее оригинален. Собственно, до Палладио не было культуры строительства вилл, ему пришлось ее создавать на пустом месте.
Какова актуальность палладианской школы для современной архитектуры, когда оборот набирает нелинейная архитектура
в лице последователей Захи Хадид и Нормана Фостера?
В том-то и дело, что палладианство – это не столько набор тех или иных классических форм, сколько некий жизненный метод. Палладио всегда искал абсолют в искусстве. И в этом смысле любой настоящий архитектор, если он максималист
в своем ремесле, каким бы языком он ни говорил, – палладианец, или лучше сказать палладин Абсолюта, сам-себе-абсолютист. Таковы были и Ле Корюзье, и Карло Скарпа с его дизайнерско-японским подходом к деталям, такова и
ослепление
ослепление
ремонт с утратой + обрастание
Александр Назаров "Вдали - село Былое". Дек. Александра Мельникова, Alexinteriorgroup. Фото Сергей Ананьев
Александр Олигеров "Письмо Уорхалу". Арх. Елизавета Голубцова и Марина Бирюкова, арх. бюро BIGO. Фото Михаил Степанов; Лиза Извекова "Лыжник". Диз. Светлана Озерова и Наталья Юнг. Фото Михаил Степанов
Елена Утенкова-Тихонова "После дождя". Арх. Елизавета Голубцова и Марина Бирюкова, арх. бюро BIGO. Фото Михаил Степанов